учусь молчать и не двигаться, пока внутри прогорает сердце. это больно. действительно очень больно, поэтому когда я добиваюсь абсолютной каменности своих черт, абсолютной неподвижности пальцев и медленных, спокойных вздохов, вместо рвущихся наружу всхлипов, я безмерно горжусь собой. сижу за столом, чинно сложив перед собой руки, выпрямив спину, глядя в одну точку. добиваюсь такого бездвижия, отстраненности и апатии, что если бы в комнату сейчас ворвались убийцы, я бы не пошевелила зрачками в сторону их, если бы на мое плечо опустился десяток пауков и разбежался по моему телу, ни одного лишнего вздоха не вырвалось бы у меня из груди.
я ученик бирюзового Будды. по моим венам течет каменная соль. я не чувствую ничего, кроме жара своего пылающего сердца. я сосредоточена только на нем, забывая об остром крае столешницы, которая больно врезается в мою кожу и о том, что более тысячи болевых рецепторов воют в моей голове, чтобы я немедленно сняла со стола руки. забывая о том, что если не отпустить из клетки скворца, то он умрет в неволе через 17 часов. захлебнется несвободой, запертый стальными прутьями. забывая о том, что где-то за трамвайными путями, за бесконечными преградами из стен одинаковых серых зданий ты дышишь. сейчас ровно дышишь во сне и может быть ты подложил под голову руку или свернулся под одеялом в комок, пытаясь защититься от своих демонов - я забываю об этом. во мне горит сердце. ты поджег его, но даже это абсолютно неважно. ничего больше не важно, кроме самого пламени и боли, которая это пламя причиняет.