это сейчас правда нереальная жесть, господа.
Ему было 26 лет, он носил третий священный ранг и только-только был допущен до службы. Проводить собрания ему не полагалось, но у светлейшего отца были какие-то проблемы, доложить о которых Марку не посчитали нужным. Поэтому он стоял теперь здесь и дрожал. В нем было слишком много кофе и усталости. Он не чувствовал себя наставником собрания, скорее провинившимся учеником.
Зал был полупустым, темным и холодным. Руки мерзли в атласных перчатках. Стоять одному за высокой кафедрой было страшно. До начала собрания оставалось минут 20. Поднялся Марк слишком рано, за что успел проклясть себя несколько раз, но спускаться под взглядами сидящих, было еще хуже, поэтому он остался стоять, поеживаясь, пряча глаза и ломая пальцы.
x.x.С первого ряда из зала на Марка уставилась какая-то худенькая блондинка с острым носом и шпицем в руках. Песик повизгивал и лизал ей шею, но она не обращала на него внимания, только тупо смотрела вперед.
На последних рядах был слышен шепоток и смех небольшой компании подростков. Среди них была всего одна девушка. Сидела она в середине и то и дело наклонялась, то к одному товарищу, то к другому, чтобы что-то прошептать им на ухо. Рядом с ними сидел толстый парень в фиолетовой шапке из под которой торчали наушники.
В зале прибывало. Каждую минуту кто-то появлялся в дверях, озирался по сторонам несколько мгновений, ища себе удобное место, и шел усаживаться. Становилось шумно. Организаторы включили основное освещение. Свет неравномерно вспыхнул из двух углов зала. Марк заморгал и попытался взять себя в руки. Он оглядел присутствующих, которые заняли, наконец, почти все места. Посмотрел на вынутые из кармана рясы, часы на цепочке. Длинная стрелка нагнала короткую в верхней точке циферблата. Можно было начинать.
Он немного покашлял, привлекая общее внимание, подергал ворот рубашки и, убедившись, что его слушают, начал СОБРАНИЕ ПРАВДЫ.
- Дамы и господа, - в зале стало тихо, а все взгляды сидящих устремились на Марка. - Мы собрались здесь для того, чтобы избавится от тяжелого груза лжи, который мы сами возлагаем на наши плечи. Другими словами, чтобы покаяться и очиститься от неправды. Прошлое собрание вел господин Георгий, которого вы все знаете и любите, но сегодня с вами я, меня зовут Марк и я обещаю помочь каждому из вас. - Люди одобрительно зашушукались и завозились на своих местах.
Марк смотрел чуть выше сидящих, чтобы создать впечатление, что он отстранен и далек от мирского. Он стоял здесь, как тысячу лет назад пасторы стояли перед своей мессой. Ощущение времени захлестнуло его. Он почувствовал себя маленькой частью вечности, маленькой песчинкой.
«Я не справлюсь с этим дерьмом» - проносилось в голове. «Как много я о себе возомнил». Но отступать было некуда.
Марк медленно стянул перчатки с пальцев и взглянул на сидящую в третьем ряду брюнетку. Она была хорошенькой, но слишком худой и уставшей. Громогласно, подражая наставниками, приказал: «Встать!»
Женщина оторопело поглядела по сторонам, убедилась, что смотрят именно на нее и поднялась со своего места.
- Твое имя?
- Жанна.
- Я хочу, чтобы ты, Жанна, пообещала мне и всем присутствующим, что станешь говорить нам только правду.
- Я обещаю.
- Лжешь! - взревел Марк и врезал ладонью по кафедре, - что же нам делать, если ты лжешь?
- Я, - женщина испуганно захлопала ресницами, - я не знаю. ... Я говорю правду и не собираюсь обманывать.
- Хорошо, мы верим тебе, но если у кого-то из нас возникнут подозрения... - Марк многозначительно обвел глазами сидящих, - я думаю Жанна пожалеет об этом. Ты сегодня первая, выходи.
Жанна мелко закивала головой и принялась пробираться по ряду. Она сидела в самой середине, поэтому многим пришлось встать, чтобы пропустить ее.
Пока она выходила, Марку удалось разглядеть ее лучше. Это была маленькая, безвкусно одетая женщина лет 30. Ее темные волосы были убраны в низкий хвост. "Жалкая, облезлая кошка" - крутилось в голове у Марка, но он поспешил отогнать от себя лишнее. Жанна поднялась на кафедру и встала рядом с ним.
- Ты можешь начинать, - мягко предложил Марк.
- Спасибо, - прошептала она и повернулась к зрителям. Марку это показалось странным, ведь он на подобных собраниях пытался не обращать внимания на людей, обращаясь только к наставнику собрания. Ему вообще было жаль, что исповедь виз-а-ви отменили, заменив ее вот этим сбором, где подробно разбирали грехи одного или двух прихожан, публично наказывали их, а остальным грехи просто отпускали. Видимо грешников в мире стало слишком много, чтобы уделять внимание каждому. И он взглянул на Жанну, которая, видимо, внутренне готовилась к рассказу о своих грехах за последние пять лет. Но, наконец, глубоко вздохнув, она подняла глаза на приход и начала.
Она говорила долго и нудно, постоянно прерываясь на всхлипы и утирания слез. Рассказала об измене мужу, которого очень любит и раскаивается в поступке; о том, как два года назад отравила соседского кота за то, что он каждую неделю приносил крыс под порог их дома; рассказала, что иногда лжет подругам о каких-то мелких событиях, приукрашивая свою жизнь с мужем и успехи на работе; и завершила все признанием, что часто завидует своей сестре, у которой жизнь сложилась гораздо удачнее.
Марк внимательно слушал и немного жалел эту дамочку, которую придется наказать сейчас здесь прилюдно. Ее грехи были такими незначительными и неинтересными, что Марк почувствовал вину перед ней за то, что вызвал ее сюда, а не выбрал кого-то другого, чьи грехи действительно заслуживали бы наказания. Наверное, это приходит с опытом – думал Марк, - выбирать из сотни присутствующих по-настоящему грешных людей, слушать их с ужасом, и от лица Господа нести возмездие за грехи. Это было правильным. А положенное Жанне наказание не казалось правильным исходом, скорее преступным насилием, за которое тоже придется каяться. И почему, вообще, нельзя ограничиться выговором или чем-то в этом роде? Только сейчас, когда дело дошло до практики, все эти вопросы вспыхнули в голове у Марка.
Жанна еще немного порыдала в платочек, еще немного повспоминала какие-то незначительные проступки и, наконец, решила, что призналась во всех своих дурных деяний за последние пять лет. Она, видимо, ожидала, что в нее с минуту на минуту полетят камни, потому что стояла она вся сгорбившись, сжавшись, глубоко втянув голову в плечи. Марк глядел на ее жалкую, субтильную фигурку со смесью жалости и раздражения: «Ну, почему я вызвал именно ее?»
Секунды бежали, а публика с нетерпением и жадностью смотрела на Жанну, ожидая, когда эта худенькая, уставшая брюнетка подвергнется наказанию, смывая грехи со своей души и с души каждого присутствующего в зале грешника. Марк собрался с силами и дрожащей рукой махнул ассистенту, чтобы он поспешил с атрибутами. Тянуть было некуда.
- Жанна, - начал он и поразился тому, как неуверенно и слабо звучит его голос. – Твоя исповедь была услышана нами и Господом. Твои слова, безусловно, искренние дошли до наших сердец и мы скорбим и плачем вместе с тобой. Чтобы искупить свои прегрешения, ты должна подвергнуться наказанию. Согласна ли ты с этими условиями?
-Да. – Ее голос звучал тихо, но твердо. Глаза совершенно просохли. У Марка мурашки пробежали по спине от этой решимости. Впрочем, выбора у нее не было все равно. Без справки о раскаянии ее уволят с работы, лишат материнских прав, а брак ее будет расторгнут. В этом состоял успех СОБРАНИЙ ПРАВДЫ. Хотя, искренне верующих здесь тоже было предостаточно, ведь с самого детства каждого из них воспитывали с верой в Светлейшего Бога. И, может быть, Жанна была из их числа.
В это время вынесли все необходимое. Жанна разделась, аккуратно сложила вещи на пол и прошла в центр. Ассистент в черном балахоне встретил Жанну там, подал ей руку и помог правильно встать. Потом на минуту закрыл ее своей спиной, послышались удары и сдавленный стон сквозь зубы. Вскоре брат отошел, а все освещение резко направили на Жанну, образовывая вокруг нее яркое пятно метр на метр. Зрители тяжело и гулко ахнули, а Марк, который так не хотел смотреть, все же поднял глаза.
Белое тело Жанны было прибито к черному кресту. Ее темные волосы выбились из прически, закрыв лицо, плечи и грудь. На ладонях и лодыжках виднелась кровь, но ее было совсем немного, что указывало на мастерство ассистента. Жанна светилась неестественно ярко, слепя голубоватым сиянием своей кожи. И в эту минуту Марк чувствовал к ней неправильную, но такую громадную любовь, какую редко чувствовал к Богу даже во время причастия.