...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
- Это не настоящая рана ...э, Бетти, - находишь бейдж на высокой груди девушки, обтянутой формой горничной. - Настоящая рана выше, вот здесь, - сжимаешь ее теплые пальцы и кладешь себе на грудь, где сам предполагал всю жизнь наличие сердца. Девушка испуганно замирает и жалостливо глазеет на тебя грустными, глупыми глазами.
Идея свалить из дома была какой-то отчаянно глупой и безрассудной, но тебе 16 и ты прощаешь себе и ее, как прощал алкоголь, травку и бурные сексуальные будни. Но сейчас ситуация посерьезней, тебе нужна медицинская помощь, а не торопливый визит в аптеку, где ты купил десять пачек стерильных бинтов и две пачки болеутоляющего. Половина этих запасов уже пошла в расход. после ранения прошло около суток, но кровь совсем не желает останавливаться. Все сочится и сочится, даря массу хлопот и легкое головокружение.
- Что с тобой случилось? - вздыхает Бетти. - Тебе больно?
- Нет, милая, совсем не больно. - Ты улыбаешься лукаво и поглаживаешь ее по щеке.
- Кто это сделал с тобой?
- Мой отец. - Ты и сам не знаешь как эта правда вылетает из твоих губ и наполняет комнату. Каждый угол, каждую щель и мир Бетти до краев. Она вздрагивает и отшатывается.
-Я на секундочку, мисс, мне нужно сменить повязки. - Это побег, это капитуляция, темнеет в глазах.
Когда марля совсем пропитывается кровью и начинает пачкать майку, тебе больше не хочется говорить о своих несчастиях, тем самым склоняя глупую девицу на быстрый секс. Тебе хочется выйти в другую комнату, сдернуть с плеч футболку со стоном, размотать бинты, посмотреть вниз, сморщиться и вскрыть стерильный пакет. А потом грязными пальцами, которыми только что трогал горничную, наложить белоснежные тряпки на свое отвратительное подреберье, скрывая рану глубиной в пачку от лаки страйк.
А в комнате становится тихо-тихо. часы останавливаются, шум за окном замолкает, а в соседнем номере, наконец, кончают все, кто только мог кончить. Ты опускаешься на заправленную кровать и чувствуешь, как мир качается, словно маятник, вытряхивая все с полок и книжных шкафов. Нужно посидеть пару минуту, чтобы перестало, а потом может быть закончить с Бетти.
"Папа Франциск предварил апокалипсис" - шепчешь ты и закрываешь рукой глаза. Ненависть одерживает верх и ты проваливаешь в ночь, забывая прихватить с собой запасную смену бинтов. Летишь, как Алиса, все вниз и вниз, и думаешь сколько боли причинили тебе люди, которых ты всю жизнь считал родными. И ты бы хотел пожелать им все той же боли, но мысли отчего-то не слушаются, губы синеют, а пульс становится все медленнее. "Отец каждый вечер читал мне сказки, Франциск-Антихрист, а мама покупала мне глазированные сырки в голубой фольге за шесть пятьдесят." Потолок из белого наливается пурпуром и растекается, заполняя весь внутренний взор. Мир вокруг не просто качается, а начинает крупно дрожать. Наверное нужно позвать на помощь, но вид людей в эту секунду кажется таким отвратительным, что ты только протягиваешь руку вправо, захватываешь ледяными пальцами край отельного покрывала и набрасываешь его на себя.
*занавес*
Идея свалить из дома была какой-то отчаянно глупой и безрассудной, но тебе 16 и ты прощаешь себе и ее, как прощал алкоголь, травку и бурные сексуальные будни. Но сейчас ситуация посерьезней, тебе нужна медицинская помощь, а не торопливый визит в аптеку, где ты купил десять пачек стерильных бинтов и две пачки болеутоляющего. Половина этих запасов уже пошла в расход. после ранения прошло около суток, но кровь совсем не желает останавливаться. Все сочится и сочится, даря массу хлопот и легкое головокружение.
- Что с тобой случилось? - вздыхает Бетти. - Тебе больно?
- Нет, милая, совсем не больно. - Ты улыбаешься лукаво и поглаживаешь ее по щеке.
- Кто это сделал с тобой?
- Мой отец. - Ты и сам не знаешь как эта правда вылетает из твоих губ и наполняет комнату. Каждый угол, каждую щель и мир Бетти до краев. Она вздрагивает и отшатывается.
-Я на секундочку, мисс, мне нужно сменить повязки. - Это побег, это капитуляция, темнеет в глазах.
Когда марля совсем пропитывается кровью и начинает пачкать майку, тебе больше не хочется говорить о своих несчастиях, тем самым склоняя глупую девицу на быстрый секс. Тебе хочется выйти в другую комнату, сдернуть с плеч футболку со стоном, размотать бинты, посмотреть вниз, сморщиться и вскрыть стерильный пакет. А потом грязными пальцами, которыми только что трогал горничную, наложить белоснежные тряпки на свое отвратительное подреберье, скрывая рану глубиной в пачку от лаки страйк.
А в комнате становится тихо-тихо. часы останавливаются, шум за окном замолкает, а в соседнем номере, наконец, кончают все, кто только мог кончить. Ты опускаешься на заправленную кровать и чувствуешь, как мир качается, словно маятник, вытряхивая все с полок и книжных шкафов. Нужно посидеть пару минуту, чтобы перестало, а потом может быть закончить с Бетти.
"Папа Франциск предварил апокалипсис" - шепчешь ты и закрываешь рукой глаза. Ненависть одерживает верх и ты проваливаешь в ночь, забывая прихватить с собой запасную смену бинтов. Летишь, как Алиса, все вниз и вниз, и думаешь сколько боли причинили тебе люди, которых ты всю жизнь считал родными. И ты бы хотел пожелать им все той же боли, но мысли отчего-то не слушаются, губы синеют, а пульс становится все медленнее. "Отец каждый вечер читал мне сказки, Франциск-Антихрист, а мама покупала мне глазированные сырки в голубой фольге за шесть пятьдесят." Потолок из белого наливается пурпуром и растекается, заполняя весь внутренний взор. Мир вокруг не просто качается, а начинает крупно дрожать. Наверное нужно позвать на помощь, но вид людей в эту секунду кажется таким отвратительным, что ты только протягиваешь руку вправо, захватываешь ледяными пальцами край отельного покрывала и набрасываешь его на себя.
*занавес*