пятница, 03 октября 2014
21:23
Доступ к записи ограничен
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 01 октября 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
в шесть утра предсказуемо страшно начинать новый день. минутами смотришь в зеркало, ощупывая взглядом свое лицо, что с ним случилось за ночь? вцепляешься пальцами в раковину, боишься разжать их - мне страшно отпускать это материальное доказательство существования. а потом отрываешься от раковины и судорожно хватаешь кружку с кофе, затем сигарета, после книга. и так весь день. деньги, тетради, наушники, телефон, бутылка вина, вилка с ножом, тушь для ресниц.
несколько метров по парку от метро до университета всегда полны какой-то особой тяжести. твоя походка кажется тебя отвратительной, слишком тяжелой, слишком печоринской. закуриваешь, устремляешь взгляд в спину девушки, которая идет впереди тебя. милое розовое пальто, высокие каблуки светло-коричневых сапог. откуда они только берутся эти принцессы? как заполучить себе хоть часть этой невыразимой легкости, с которой эти прекрасные блондиночки опаздывают на пары. шарф запутывается вокруг шеи, но времени остается все меньше и ты решаешь не поправлять его, а потерпеть пару минут и дойти так. и с каждым шагом он все сильнее душит тебя.
иногда навстречу тебе идет какой-нибудь молодой человек в коротких дурацких брюках, с птичьими худыми руками, в пальто не по размеру. и тебе так глупо и смешно одновременно осознавать, что это и есть именно твой тип мужчины. болезненный, худой, неловкий курильщик, который из-за волнения вечно теребит легкую пуговицу из прозрачного пластика на манжете. такой парень, знаете, который дрочит на фотки ч/б с мертвыми голливудскими дивами начала 20-х. а у тебя все вечно не слава богу и ты, конечно, ни разу не Одри Хепберн. и вот ты смотришь на него, приближающегося к тебе смешными подскакивающими шагами, подносишь сигарету к губам, затягиваешься, а дым идет не в то горло. и когда ты, наконец, вдыхаешь немного воздуха в легкие, отираешь слезы, парень уже далеко за твоей спиной. и эта ситуация всегда отдает Сартром и его Тошнотой. и все здесь отдает тошнотой.
обшарпанные турникеты на входе, бетонные лестницы и невыразимо глупые стенды с социальной рекламой. "Спроси о стоимости нелегального такси у жертвы изнасилования." Даа, окей, это первое, о чем я спрошу у жертвы изнасилования. "Оу, дорогая, ну, ну, не плачь. Дело в том, что мне до Кольцово добраться нужно, а переплачивать не хотелось бы." и все здесь выглядит не так, пахнет не так, не так ощущается. и сколько не говори о фрустрации относительно высшего образования, с каждой новой лекцией, с каждым глупым раздувом твоих одногрупников, в которых ты физически не способна участвовать, но иногда удается улыбаться, с каждым новым днем это ощущение неправильности все тяжелее проглатывать, запивая теплой водой с медом, заедая перезревшим авокадо.
и, конечно, конечно, виновато не внешнее. всегда дело в тебе. сознание определяет бытие или бытие определяет сознание? знание правильного ответа никогда ничего не решает. чтобы почувствовать себя лучше или что-то изменить, нужен вопрос потяжелее. будь в комнате хоть десяток стульев с различными решениями этой загадки, я все равно лежу на полу и страдаю под новый альбом Тома Йорка, который, кстати, так себе.
несколько метров по парку от метро до университета всегда полны какой-то особой тяжести. твоя походка кажется тебя отвратительной, слишком тяжелой, слишком печоринской. закуриваешь, устремляешь взгляд в спину девушки, которая идет впереди тебя. милое розовое пальто, высокие каблуки светло-коричневых сапог. откуда они только берутся эти принцессы? как заполучить себе хоть часть этой невыразимой легкости, с которой эти прекрасные блондиночки опаздывают на пары. шарф запутывается вокруг шеи, но времени остается все меньше и ты решаешь не поправлять его, а потерпеть пару минут и дойти так. и с каждым шагом он все сильнее душит тебя.
иногда навстречу тебе идет какой-нибудь молодой человек в коротких дурацких брюках, с птичьими худыми руками, в пальто не по размеру. и тебе так глупо и смешно одновременно осознавать, что это и есть именно твой тип мужчины. болезненный, худой, неловкий курильщик, который из-за волнения вечно теребит легкую пуговицу из прозрачного пластика на манжете. такой парень, знаете, который дрочит на фотки ч/б с мертвыми голливудскими дивами начала 20-х. а у тебя все вечно не слава богу и ты, конечно, ни разу не Одри Хепберн. и вот ты смотришь на него, приближающегося к тебе смешными подскакивающими шагами, подносишь сигарету к губам, затягиваешься, а дым идет не в то горло. и когда ты, наконец, вдыхаешь немного воздуха в легкие, отираешь слезы, парень уже далеко за твоей спиной. и эта ситуация всегда отдает Сартром и его Тошнотой. и все здесь отдает тошнотой.
обшарпанные турникеты на входе, бетонные лестницы и невыразимо глупые стенды с социальной рекламой. "Спроси о стоимости нелегального такси у жертвы изнасилования." Даа, окей, это первое, о чем я спрошу у жертвы изнасилования. "Оу, дорогая, ну, ну, не плачь. Дело в том, что мне до Кольцово добраться нужно, а переплачивать не хотелось бы." и все здесь выглядит не так, пахнет не так, не так ощущается. и сколько не говори о фрустрации относительно высшего образования, с каждой новой лекцией, с каждым глупым раздувом твоих одногрупников, в которых ты физически не способна участвовать, но иногда удается улыбаться, с каждым новым днем это ощущение неправильности все тяжелее проглатывать, запивая теплой водой с медом, заедая перезревшим авокадо.
и, конечно, конечно, виновато не внешнее. всегда дело в тебе. сознание определяет бытие или бытие определяет сознание? знание правильного ответа никогда ничего не решает. чтобы почувствовать себя лучше или что-то изменить, нужен вопрос потяжелее. будь в комнате хоть десяток стульев с различными решениями этой загадки, я все равно лежу на полу и страдаю под новый альбом Тома Йорка, который, кстати, так себе.
понедельник, 29 сентября 2014
00:48
Доступ к записи ограничен
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 21 сентября 2014
23:05
Доступ к записи ограничен
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
Дочитывай свои антиутопии и ложись в постель. В ежедневной гонке от самого себя ты снова оказался первым. В награду можешь потушить сигарету в пепельнице, а не о свою кожу. Ты молодец. Хоть твои родители утверждают, что тебе нужна помощь. Пусть говорят все, что угодно своими тихими голосами тебе в затылок. Пусть говорят, что ты свихнулся слишком рано. Не успел оправдать надежд. Не успел стать сыном, об успехах которого говорят с соседями с затаенной гордостью. У тебя есть твои книги, твоя память и твои сны. Иногда отсутствие снов или даже сна. Ты научился переживать сезоны, а значит научился жить. Научился вытягивать свои мысли из черных конвертов, в которых только и есть, что слова про смерть. Разные слова. Иногда красивые, поэтичные, со вкусом уложенные в строчки, разделенные стихотворными лестницами. Иногда гадкие кучи слов, нагроможденные в углу, за которые страшно браться, чтобы навести в них порядок. Все, что ты делаешь, есть твоя жизнь. То, что ты до сих пор есть, значит, что живешь ты неплохо. Лучше всех этих смешных поэтов, похороненых за пределами святой земли. Радуйся этому. Радуйся тому, что есть. Помни, что и этого скоро может не стать. Совсем ничего скоро может не стать. Беспечным и радостным тебе не стать, например. Экзистенциальное поражение и вечная усталость от своей собственной улыбки, которую натягиваешь на губы при легком опасении быть раскрытым, быть раскушенным, как спелое яблоко. Боишься оставить свой сок на чужих щеках, поэтому улыбаешься постоянно. Смотрите, я нормальный. Я обычный человек. Такой же, как все вы. Со мной все в порядке. Я в порядке. Привет.
Успокойся и ложись в постель. Сны придут и сотрут улыбку с твоих губ. Тысячи пальцев будут щекотать тебя под ребрами на глазах у аудитории студентов, но вместо того, чтобы визгливо смеяться, ты будешь горько плакать. И этот сон будет самым правильным, что с тобой когда-либо случалось. Пока ты будешь спать, на пруду между городами найдут мертвую глупую девочку, что училась в твоем вузе на старшем курсе. Пропавшая и найденная так скоро. Вы ведь хотели ее найти. Отчего теперь иней на ваших лбах? Отчего черные тени под глазами? Вы ведь нашли свою дочь/сестру/девушку/подругу? Радуйтесь радужной радугой. А ты спи.
Успокойся и ложись в постель. Сны придут и сотрут улыбку с твоих губ. Тысячи пальцев будут щекотать тебя под ребрами на глазах у аудитории студентов, но вместо того, чтобы визгливо смеяться, ты будешь горько плакать. И этот сон будет самым правильным, что с тобой когда-либо случалось. Пока ты будешь спать, на пруду между городами найдут мертвую глупую девочку, что училась в твоем вузе на старшем курсе. Пропавшая и найденная так скоро. Вы ведь хотели ее найти. Отчего теперь иней на ваших лбах? Отчего черные тени под глазами? Вы ведь нашли свою дочь/сестру/девушку/подругу? Радуйтесь радужной радугой. А ты спи.
среда, 17 сентября 2014
23:38
Доступ к записи ограничен
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 09 июня 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
ты ведь знаешь, как больно бывает порезать руку ножом, нарезая сыр.
гуляли. такие разные, как обычно. наверное, прохожие думают, что кто-то из нас ошибся, согласившись на эту прогулку. в минуту отчаянья я думаю, что ошибаешься ты, но сейчас, когда я снова-снова переполнена чувствами к другому человеку, я уверена, что по-крупному ошибаюсь я.
зачем я пью? когда в моем теле повышается градус алкоголя настолько, что я перестаю чувствовать свое лицо. в смысле, перестаю адекватно чувствовать свое лицо. когда я напиваюсь, мне кажется, что оно деревянное, не гнущееся, недвижимое. улыбаться тяжело. только плакать выходит естественно. как будто мое пьяное лицо запрограммировано на то, чтобы плакать. так вот, когда я пьяна настолько, мне кажется, что все что я делаю - одна большая ложь.
Д. говорит, чтобы я перестала строить иллюзии и начала принимать реальность такой, какая она есть. Д. много чего говорит, чтобы я почувствовала себя лучше. например, он считает, что я должна начать любить себя такой, какая я есть, чтобы я оставила прошлое, чтобы я поверила в себя и свое счастливое будущее. я утыкаюсь ему в плечо и глухо всхлипываю. он приподнимает меня за подбородок и мягко целует в губы. я отворачиваюсь и беззвучно произношу: я люблю тебя. люблю тебя. одними губами. как мантру или заклинание. гуляем.
Д. читает Есенина нараспев, а Маяковского жестко и надрывно. я хочу протянуть руку вперед и почувствовать звуки его голоса на ладони. мягкий поток слов, который бы щекотал косточку на запястье есенинской рифмой; болезненные маяковские удары по тыльной стороне руки, чтобы почувствовать себя живой. Д. читает стихи лучше, чем кто-либо. не зря он играет в театре и носит пустые побрякушки на шее. он провожает меня до дому. в мыслях я кричу, чтобы он не оставлял меня на ночь: "я не вынесу этого. не вынесу этой третьей одинокой ночи, когда стены сдавливают тебя в объятьях с такой силой, что кости трещат." Но Д. улыбается, я улыбаюсь ему в ответ и поднимаюсь в квартиру.
мне больно без тебя. больно каждый раз, когда я остаюсь одна.
/
пока. здорово провели время.
гуляли. такие разные, как обычно. наверное, прохожие думают, что кто-то из нас ошибся, согласившись на эту прогулку. в минуту отчаянья я думаю, что ошибаешься ты, но сейчас, когда я снова-снова переполнена чувствами к другому человеку, я уверена, что по-крупному ошибаюсь я.
зачем я пью? когда в моем теле повышается градус алкоголя настолько, что я перестаю чувствовать свое лицо. в смысле, перестаю адекватно чувствовать свое лицо. когда я напиваюсь, мне кажется, что оно деревянное, не гнущееся, недвижимое. улыбаться тяжело. только плакать выходит естественно. как будто мое пьяное лицо запрограммировано на то, чтобы плакать. так вот, когда я пьяна настолько, мне кажется, что все что я делаю - одна большая ложь.
Д. говорит, чтобы я перестала строить иллюзии и начала принимать реальность такой, какая она есть. Д. много чего говорит, чтобы я почувствовала себя лучше. например, он считает, что я должна начать любить себя такой, какая я есть, чтобы я оставила прошлое, чтобы я поверила в себя и свое счастливое будущее. я утыкаюсь ему в плечо и глухо всхлипываю. он приподнимает меня за подбородок и мягко целует в губы. я отворачиваюсь и беззвучно произношу: я люблю тебя. люблю тебя. одними губами. как мантру или заклинание. гуляем.
Д. читает Есенина нараспев, а Маяковского жестко и надрывно. я хочу протянуть руку вперед и почувствовать звуки его голоса на ладони. мягкий поток слов, который бы щекотал косточку на запястье есенинской рифмой; болезненные маяковские удары по тыльной стороне руки, чтобы почувствовать себя живой. Д. читает стихи лучше, чем кто-либо. не зря он играет в театре и носит пустые побрякушки на шее. он провожает меня до дому. в мыслях я кричу, чтобы он не оставлял меня на ночь: "я не вынесу этого. не вынесу этой третьей одинокой ночи, когда стены сдавливают тебя в объятьях с такой силой, что кости трещат." Но Д. улыбается, я улыбаюсь ему в ответ и поднимаюсь в квартиру.
мне больно без тебя. больно каждый раз, когда я остаюсь одна.
/
пока. здорово провели время.
четверг, 05 июня 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
умаляю себя молчать. умаляю себя фильтровать все, что я говорю. в молчании столько истины, который мы не замечаем или не хотим замечать. все равно я не умею говорить так, чтобы сделать что-то лучше. хоть раз бы от моих слов что-то стало лучше. абсолютно разочарована в силе слова, в которую так безоговорочно верили великие писатели. они ничего не меняют, ничего не исправляют, высказываясь о той или иной проблеме. все вертится тысячи лет под властью законов природы. человек вертится вместе с солнцем и звездами, ничего не меняя, находясь в абсолютном подчинении этим законам. что бы ты ни сказал, что бы ни написал, каждый будет жить так, как его воспитали родители. если мальчику в детстве говорили, что перед девочкой нужно распахивать двери, он всю жизнь будет их распахивать с особым изяществом и галантностью. а если нет, то сколько бы пособий по этикету он не прочел, никогда привычка распахивать двери не станет естественной, а от того приятной женскому полу. все мы зависимы от воспитания, от среды, в которой мы выросли. а творцы пишут книги для взрослых мужчин и женщин, которых уже не исправить, как бы ни были образны метафоры и изящен слог.
все внимание человечества должно быть приковано к детям, если мы хотим хоть что-то исправить. родительство должно быть величайшей ценностью, доступной далеко не всем. прежде чем семье бы позволено было завести ребенка, родители должны проходить строгие проверки и испытания. а наше мудрое правительство строит свою демографическую политику под девизом "количество важнее качества". и мерзкие курящие мамочки, соблазненные материнским капиталом, рожают отпрысков, а потом матерят их, рыдающих, на всю улицу и волокут за руки, выворачивая детям запястья.
я противоречу самой себе. утверждаю, что слова ничего не меняют, но все равно не могу молчать. я не хочу детей не потому что не люблю их, а потому что ужасно боюсь не справиться. не чувствую в себе уверенности, что Я смогу воспитать ДОСТОЙНОГО ЧЕЛОВЕКА. воспитать бы достойно себя.
все внимание человечества должно быть приковано к детям, если мы хотим хоть что-то исправить. родительство должно быть величайшей ценностью, доступной далеко не всем. прежде чем семье бы позволено было завести ребенка, родители должны проходить строгие проверки и испытания. а наше мудрое правительство строит свою демографическую политику под девизом "количество важнее качества". и мерзкие курящие мамочки, соблазненные материнским капиталом, рожают отпрысков, а потом матерят их, рыдающих, на всю улицу и волокут за руки, выворачивая детям запястья.
я противоречу самой себе. утверждаю, что слова ничего не меняют, но все равно не могу молчать. я не хочу детей не потому что не люблю их, а потому что ужасно боюсь не справиться. не чувствую в себе уверенности, что Я смогу воспитать ДОСТОЙНОГО ЧЕЛОВЕКА. воспитать бы достойно себя.
среда, 04 июня 2014
13:27
Доступ к записи ограничен
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
я сама для себя не решила откуда веду отсчет, но теперь пришла вторая фаза луны.
теперь все проще. как будто Бог сжалился и пролил на меня немного елея. склеил волосы и пальцы, зашорил глаза, набухал амброзией, раскурил вокруг меня то ли ладан, то ли ваниль. я испуганно спешу отдохнуть от переживаний, скрещиваю пальцы в замок за сильной шеей и прижимаюсь к материальному, теплому телу, внутри которого нет алкоголя. чувствую себя той пьяной девицей Достоевского, которая вписана в сюжет, только чтобы Раскольников спас ее. играю роль оберегаемого, защищаемого от ветра и мыслей, сбившегося с дороги, излеченного алкоголика. путаю имена и меня прощают. насмехаюсь и меня прощают. истеричным речитативом читаю чужие стихи и меня прощают. проклинают обидчиков и с нежностью укрывают в объятьях.
перевалочный пункт. перевязочный госпиталь.
я не имею права на этот отдых. не имею права оставаться в укрытии, которого не заслужила ни единым поступком, ни единой мыслью. лгу спекшимися губами, улыбаюсь и прижимаюсь ими к теплой щеке. жестом боюсь намекнуть, что меня пригрели на груди, как гадюку. боюсь, что меня раскусят и прогонят. только совесть воет настойчиво, не позволяя до конца погрузиться в эту теплую защищенность. я не заслужила ни тепла, ни покоя, ни отдыха.
он весь забавная незавершенность моих концепций. всего понемножку и ничего до конца. я ценю в нем поиски истины, которые ни к чему не приведут. ценю в нем возможность уйти без последствий. ценю теплые пальцы с розовыми мягкими подушечками и аккуратными круглыми ногтями. ценю его внутренний свет, с которым не вижу смысла бороться. я просто отпускаю себя и чувствую, как моя темнота рассеивается.
у нас с ним нет будущего, не потому что мы друг другу не подходим, а потому что у меня в принципе будущего нет. все, что у меня впереди, представляется яркими вспышками разных оттенков. а он постоянный негаснущий свет. сейчас, раньше и всегда. он на меня впустую тратит время. я лгу ему в каждой фразе. вот только обманываю саму себя.
теперь все проще. как будто Бог сжалился и пролил на меня немного елея. склеил волосы и пальцы, зашорил глаза, набухал амброзией, раскурил вокруг меня то ли ладан, то ли ваниль. я испуганно спешу отдохнуть от переживаний, скрещиваю пальцы в замок за сильной шеей и прижимаюсь к материальному, теплому телу, внутри которого нет алкоголя. чувствую себя той пьяной девицей Достоевского, которая вписана в сюжет, только чтобы Раскольников спас ее. играю роль оберегаемого, защищаемого от ветра и мыслей, сбившегося с дороги, излеченного алкоголика. путаю имена и меня прощают. насмехаюсь и меня прощают. истеричным речитативом читаю чужие стихи и меня прощают. проклинают обидчиков и с нежностью укрывают в объятьях.
перевалочный пункт. перевязочный госпиталь.
я не имею права на этот отдых. не имею права оставаться в укрытии, которого не заслужила ни единым поступком, ни единой мыслью. лгу спекшимися губами, улыбаюсь и прижимаюсь ими к теплой щеке. жестом боюсь намекнуть, что меня пригрели на груди, как гадюку. боюсь, что меня раскусят и прогонят. только совесть воет настойчиво, не позволяя до конца погрузиться в эту теплую защищенность. я не заслужила ни тепла, ни покоя, ни отдыха.
он весь забавная незавершенность моих концепций. всего понемножку и ничего до конца. я ценю в нем поиски истины, которые ни к чему не приведут. ценю в нем возможность уйти без последствий. ценю теплые пальцы с розовыми мягкими подушечками и аккуратными круглыми ногтями. ценю его внутренний свет, с которым не вижу смысла бороться. я просто отпускаю себя и чувствую, как моя темнота рассеивается.
у нас с ним нет будущего, не потому что мы друг другу не подходим, а потому что у меня в принципе будущего нет. все, что у меня впереди, представляется яркими вспышками разных оттенков. а он постоянный негаснущий свет. сейчас, раньше и всегда. он на меня впустую тратит время. я лгу ему в каждой фразе. вот только обманываю саму себя.
четверг, 22 мая 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
(писательство любого рода успокаивает нервы. даже писательство такой ерунды. главное, чтобы текст и буквы и много.)
Эллис неудачно припарковала форд на обочине, чертыхнулась и вылезла из . Воздух снаружи оказался таким холодным, что руки тут же покрылись мурашками. Куртку она оставила у Патрика, поэтому Эллис поспешила к мигающему входу придорожной забегаловки. Ее шаги оставляли в воздухе гулкие отпечатки, нарушая утреннюю синеватую тишину. Перед самым входом под ноги бросилась кошка с окурочным цветом шерсти. Эллис вздрогнула, пошатнулась и поспешила внутрь. Хотелось горячего супа, гренок и кофе. Хотелось закурить и вытянуть ноги под заплеванным столиком закусочной.
Она вошла внутрь и сразу от двери направилась к барной стойке, за которой, укутавшись в огромный свитер, стояла женщина лет сорока. Рукава свитера она натянула на самые пальцы, минимизируя контакт кожи с отвратно-холодным воздухом. Она стояла в пол оборота, прислонившись боком к барной стойке, и смотрела на, угадывающийся по характерному бормотанию, телевизор, скрытый от Эллис настенной полкой. Эллис подошла ближе и сложила на столешнице руки:
- у вас что совсем не топят?
- я в этом месяце еще не платила. клиентов нет совсем, - барриста улыбнулась, демонстрируя носогубные складки, - слишком мы далеко от города.
- мне жаль, - Эллис вздохнула. - можно мне двойной американо, сырный суп, тосты и пачку мальборо.
- присаживайся. кофе принесу сразу.
Эллис прошла за дальний столик, упала на дермонтиновый диванчик и охнула. кожа обивки оказалась обжигающе холодный. после шестнадцати часов непрерывной поездки по трассе, которая стала казаться фотопленкой Коника, темной и бесконечной, хотелось условий немного получше. выбирать не приходилось. все последние несколько часов Эллис не могла найти ни одной закусочной на дороге. Эта "шестая ночь" оказалась первой, что ей удалось найти. С везеньем у Эллис иногда случались перебои. например в этот месяц. например в последние пол года. например в эту жизнь.
Вчера в обед она села в машину, чтобы доехать до супермаркета, включила радио. Сначала играла что-то ритмичное и Эллис ехала, покачивая головой в такт, думала о том, что нужно купить овощей и содовой и стиральный порошок. Думала, что ей давно пора научиться составлять списки, потому что это добавляет в жизнь хоть немного порядка. Встала на светофоре первой на перекрестке. На радио сменилась песня - Меркьюри хотел быть свободным, а люди, пересекавшие проезжую часть, ползли невыносимо медленно. Завершала цепочку пешеходов маленькая старушка в малиновом плаще. Она двигалась черепашьим шагом, одной рукой придерживая шляпку, а другую сложила в карман. Время остановилась. Светофор беспощадно пылал красным, старушка еле двигалась, на весь салон стонал Меркьюри. Он хотел свободы. Бог знает, как Фреди, мать его, Меркьюри хотел освободиться. Боже, а старушка двигалась метр в минуту. Эллис закусила губу. Что-то она делала не так, если время так беспощадно обходится с ней, заставляя бесконечно переживать этот отвратительный момент. Бесконечно-бесконечно красный светофор, наконец вспыхнул желтым, а через секунду зеленым. Старушка оказалась на другой стороне тротуара каким-то непостижимым образом. Эллис рвано вздохнула и вдавила педаль газа в пол. Ехать в супермаркет казалось абсурдной идеей. Что она забыла в супермаркете? Она свернула влево и направилась к выезду из города. Открыла окна и салон машины затопил свежий, прохладный воздух. Бездумно, инстинктивно она помчалась по трассе, провожая дорожные столбы и что-то внутри себя. Оставляя прошлое позади. Патрика позади, работу позади, позади съемную квартиру со всеми ее барахлящими выключателями и слабым напором душа.
Смешным казалось то, что не нужно было никому звонить, предупреждая о своем отсутствии. Вряд ли Патрик вспомнит о ней раньше, чем в следующий вторник - день, когда они обычно встречались, ужинали где-нибудь поздно китайской лапшой или пиццей и ехали к нему. Патрик - видимость личной жизни, постоянный половой партнер, дилер хорошей травы, когда хотелось расслабиться больше, чем обычно. Если ее уволят с работы за отсутствие и невозможность связаться с ней - пусть. Местом менеджера в типографии она ничуть не дорожила. Все это не казалось важным сейчас. Все это было пустыми деталями прошлого, которые имели столько же значения, сколько сюжет окололитературного бульварного романа.
В дороге вспомнилось, вдруг, как мечталось в семнадцать лет. Хотелось путешествий в самые дальние уголки мира, где все не так, как привыкла Эллис, где все вызывает трепет, восхищение и ужас. Африка с ее горьким потом на грубой коже местных жителей и деревянными сандалиями. Индия, где все пахнет специями, а на женщине, которая бы сдавала ей комнату, столько яркой одежды, сколько не увидишь за целый год проживания в родном городе. Новая Зеландия, где снимали ее любимый фильм, в финале которого Эллис неизбежно плачет. Кто позволил Эллис забыть эти мечты?
Хотелось всю жизнь огромным чувством любить человека, который сопровождал бы ее на пути. Курить с ним в ночных поездах, пить холодную воду, гуляя по раскаленным улицам, трахаться на белых мотельных простынях в самых разных точках планеты. И чтобы не было дома, куда нужно было возвращаться. Чтобы домом был весь мир.
Эллис крепче сжимала руль, когда мысли начинали причинять боль, уходя слишком далеко в безвременные юношеские грезы. Жизнь мечтателей имеет свойство причинять им боль, разрушая мечты, заменяя их на серую действительность. Огромную любовь на Патрика. Путешествия на место менеджера в типографии.
- твой кофе, дорогая, - женщина вырвала Эллис из полусна и поставила перед ней чашку американо с шоколадного цвета пенкой на черной глади, - через минуту принесу остальное.
- спасибо.
Эллис пила кофе, курила последнюю сигарету из пачки, купленной дома. Тело приятно кололо сонной усталостью. Принесли дымящийся суп в зеленой фарфоровой чашке и тяжелые столовые приборы. Эллис удивилась, не рассчитывая на хорошую посуду в таком месте. Принесли жаренные тосты и сигареты и в этом было столько свободы, сколько не было во всей прошлой жизни.
- не хочешь остаться и поспать? на верху есть комнаты.
- да? я ... не знаю. да, я останусь. спасибо, - Эллис сама удивилась, как приятно ей было принять предложение хозяйки.
В комнате наверху стояла кровать, платяной шкаф и письменный стол. На стене висело большое зеркало, в котором Эллис казалась себе невыразимо юной. Девочкой без прошлого в белой майке и рванных на коленях джинсах. Где-то здесь в жизни Эллис темной тенью легла черта, которая навсегда отделила ее от прошлого, заслоняя его и перечеркивая. Она быстро разделась, приняла душ и легла в кровать. Простыни были белыми. Первые в жизни Эллис белые мотельные простыни. Она улыбалась, планируя, как завтра снимет деньги со всех кредиток и отправится дальше по трассе. Эллис не собиралась останавливаться. Она и так слишком много времени упустила. У нее есть пачка сигарет и машина, которая может отвезти ее куда угодно. "нам нельзя стоять на месте", - вновь и вновь повторяла Эллис строчку давно забытого стихотворения. теперь только вперед по дороге, пусть даже она окажется Via Dolorosa.
Эллис неудачно припарковала форд на обочине, чертыхнулась и вылезла из . Воздух снаружи оказался таким холодным, что руки тут же покрылись мурашками. Куртку она оставила у Патрика, поэтому Эллис поспешила к мигающему входу придорожной забегаловки. Ее шаги оставляли в воздухе гулкие отпечатки, нарушая утреннюю синеватую тишину. Перед самым входом под ноги бросилась кошка с окурочным цветом шерсти. Эллис вздрогнула, пошатнулась и поспешила внутрь. Хотелось горячего супа, гренок и кофе. Хотелось закурить и вытянуть ноги под заплеванным столиком закусочной.
Она вошла внутрь и сразу от двери направилась к барной стойке, за которой, укутавшись в огромный свитер, стояла женщина лет сорока. Рукава свитера она натянула на самые пальцы, минимизируя контакт кожи с отвратно-холодным воздухом. Она стояла в пол оборота, прислонившись боком к барной стойке, и смотрела на, угадывающийся по характерному бормотанию, телевизор, скрытый от Эллис настенной полкой. Эллис подошла ближе и сложила на столешнице руки:
- у вас что совсем не топят?
- я в этом месяце еще не платила. клиентов нет совсем, - барриста улыбнулась, демонстрируя носогубные складки, - слишком мы далеко от города.
- мне жаль, - Эллис вздохнула. - можно мне двойной американо, сырный суп, тосты и пачку мальборо.
- присаживайся. кофе принесу сразу.
Эллис прошла за дальний столик, упала на дермонтиновый диванчик и охнула. кожа обивки оказалась обжигающе холодный. после шестнадцати часов непрерывной поездки по трассе, которая стала казаться фотопленкой Коника, темной и бесконечной, хотелось условий немного получше. выбирать не приходилось. все последние несколько часов Эллис не могла найти ни одной закусочной на дороге. Эта "шестая ночь" оказалась первой, что ей удалось найти. С везеньем у Эллис иногда случались перебои. например в этот месяц. например в последние пол года. например в эту жизнь.
Вчера в обед она села в машину, чтобы доехать до супермаркета, включила радио. Сначала играла что-то ритмичное и Эллис ехала, покачивая головой в такт, думала о том, что нужно купить овощей и содовой и стиральный порошок. Думала, что ей давно пора научиться составлять списки, потому что это добавляет в жизнь хоть немного порядка. Встала на светофоре первой на перекрестке. На радио сменилась песня - Меркьюри хотел быть свободным, а люди, пересекавшие проезжую часть, ползли невыносимо медленно. Завершала цепочку пешеходов маленькая старушка в малиновом плаще. Она двигалась черепашьим шагом, одной рукой придерживая шляпку, а другую сложила в карман. Время остановилась. Светофор беспощадно пылал красным, старушка еле двигалась, на весь салон стонал Меркьюри. Он хотел свободы. Бог знает, как Фреди, мать его, Меркьюри хотел освободиться. Боже, а старушка двигалась метр в минуту. Эллис закусила губу. Что-то она делала не так, если время так беспощадно обходится с ней, заставляя бесконечно переживать этот отвратительный момент. Бесконечно-бесконечно красный светофор, наконец вспыхнул желтым, а через секунду зеленым. Старушка оказалась на другой стороне тротуара каким-то непостижимым образом. Эллис рвано вздохнула и вдавила педаль газа в пол. Ехать в супермаркет казалось абсурдной идеей. Что она забыла в супермаркете? Она свернула влево и направилась к выезду из города. Открыла окна и салон машины затопил свежий, прохладный воздух. Бездумно, инстинктивно она помчалась по трассе, провожая дорожные столбы и что-то внутри себя. Оставляя прошлое позади. Патрика позади, работу позади, позади съемную квартиру со всеми ее барахлящими выключателями и слабым напором душа.
Смешным казалось то, что не нужно было никому звонить, предупреждая о своем отсутствии. Вряд ли Патрик вспомнит о ней раньше, чем в следующий вторник - день, когда они обычно встречались, ужинали где-нибудь поздно китайской лапшой или пиццей и ехали к нему. Патрик - видимость личной жизни, постоянный половой партнер, дилер хорошей травы, когда хотелось расслабиться больше, чем обычно. Если ее уволят с работы за отсутствие и невозможность связаться с ней - пусть. Местом менеджера в типографии она ничуть не дорожила. Все это не казалось важным сейчас. Все это было пустыми деталями прошлого, которые имели столько же значения, сколько сюжет окололитературного бульварного романа.
В дороге вспомнилось, вдруг, как мечталось в семнадцать лет. Хотелось путешествий в самые дальние уголки мира, где все не так, как привыкла Эллис, где все вызывает трепет, восхищение и ужас. Африка с ее горьким потом на грубой коже местных жителей и деревянными сандалиями. Индия, где все пахнет специями, а на женщине, которая бы сдавала ей комнату, столько яркой одежды, сколько не увидишь за целый год проживания в родном городе. Новая Зеландия, где снимали ее любимый фильм, в финале которого Эллис неизбежно плачет. Кто позволил Эллис забыть эти мечты?
Хотелось всю жизнь огромным чувством любить человека, который сопровождал бы ее на пути. Курить с ним в ночных поездах, пить холодную воду, гуляя по раскаленным улицам, трахаться на белых мотельных простынях в самых разных точках планеты. И чтобы не было дома, куда нужно было возвращаться. Чтобы домом был весь мир.
Эллис крепче сжимала руль, когда мысли начинали причинять боль, уходя слишком далеко в безвременные юношеские грезы. Жизнь мечтателей имеет свойство причинять им боль, разрушая мечты, заменяя их на серую действительность. Огромную любовь на Патрика. Путешествия на место менеджера в типографии.
- твой кофе, дорогая, - женщина вырвала Эллис из полусна и поставила перед ней чашку американо с шоколадного цвета пенкой на черной глади, - через минуту принесу остальное.
- спасибо.
Эллис пила кофе, курила последнюю сигарету из пачки, купленной дома. Тело приятно кололо сонной усталостью. Принесли дымящийся суп в зеленой фарфоровой чашке и тяжелые столовые приборы. Эллис удивилась, не рассчитывая на хорошую посуду в таком месте. Принесли жаренные тосты и сигареты и в этом было столько свободы, сколько не было во всей прошлой жизни.
- не хочешь остаться и поспать? на верху есть комнаты.
- да? я ... не знаю. да, я останусь. спасибо, - Эллис сама удивилась, как приятно ей было принять предложение хозяйки.
В комнате наверху стояла кровать, платяной шкаф и письменный стол. На стене висело большое зеркало, в котором Эллис казалась себе невыразимо юной. Девочкой без прошлого в белой майке и рванных на коленях джинсах. Где-то здесь в жизни Эллис темной тенью легла черта, которая навсегда отделила ее от прошлого, заслоняя его и перечеркивая. Она быстро разделась, приняла душ и легла в кровать. Простыни были белыми. Первые в жизни Эллис белые мотельные простыни. Она улыбалась, планируя, как завтра снимет деньги со всех кредиток и отправится дальше по трассе. Эллис не собиралась останавливаться. Она и так слишком много времени упустила. У нее есть пачка сигарет и машина, которая может отвезти ее куда угодно. "нам нельзя стоять на месте", - вновь и вновь повторяла Эллис строчку давно забытого стихотворения. теперь только вперед по дороге, пусть даже она окажется Via Dolorosa.
воскресенье, 18 мая 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
Вера проснулась утром, открыла глаза и попыталась закрыть их вновь. Белое отчаянье и ненависть к себе снова затопили всю комнату. Она протянула вверх руку, в попытке воспринять это едкое чувство на ощупь, пальцы сжались в кулак. Вера бессильно опустила руку обратно на постель. Зачем просыпаться по утрам? Зачем жить, если эта гнилостная теплая ненависть буквально не размыкает своих липких объятий все то время, пока человек находится в сознании? Нет, не человек, только Вера. Только Вера может днями не вставать с дивана, истощая все силы своего тела на то, чтобы клетки в ее организме не прекращали процесс деления. Только Вера спит по 16 часов в день, а остальное время пытается заснуть. Только Вера запустила свою квартиру настолько, что не придется особенно удивляться, если в квартире появятся тараканы. Она просто лежит на своем диване под тяжелым, неподъемным и жарким одеялом, прикидывая, что проще вынести в ее случае: пару песен Editors или эту давящую тишину, которая, кажется, эхом отражается от стен и звучит бесконечным протяжным гласным, заставляя мелко-мелко дрожать пальцы.
У Веры сегодня много дел. В свой выходной она планировала закончить статью, готовиться к экзаменам, помочь маме с уборкой в доме, прогуляться с подругой, которой она обещала увидеться и занять ее беседой о классической литературе. Кто ж знал, что 18 мая для нее знаменует собой возвращение тоски и следовательно отсутствие реальной возможности претворить планы в реальность. Вера смотрит на экран телефона, обновляет ленту твиттера и новая волна бессилия и ненависти к себе опускаются на ее плечи: боже, люди ведут интересную жизнь. людям весело за пределами их комнат. они способны выходить на улицу. Иногда Вера стыдится своей слабости, стыдится неубранных чашек с недопитым кофе, стыдится килограммов окурков, заполняющих пепельницы, стыдится шрамов на своих руках. Собственное отвратительное существо не кажется Вере достойным жалости и участия. А люди, которые пытаются помочь Вере, кажутся глупыми, жалкими и такими чужими, что хочется только отгородится от них. Они впускают в ее темную комнату свет, который режет непривычные к свету глаза.
в общем, основную идею все поняли. мне хуево. к черту все, стану декадентом, - думала я, набирая этот текст.
У Веры сегодня много дел. В свой выходной она планировала закончить статью, готовиться к экзаменам, помочь маме с уборкой в доме, прогуляться с подругой, которой она обещала увидеться и занять ее беседой о классической литературе. Кто ж знал, что 18 мая для нее знаменует собой возвращение тоски и следовательно отсутствие реальной возможности претворить планы в реальность. Вера смотрит на экран телефона, обновляет ленту твиттера и новая волна бессилия и ненависти к себе опускаются на ее плечи: боже, люди ведут интересную жизнь. людям весело за пределами их комнат. они способны выходить на улицу. Иногда Вера стыдится своей слабости, стыдится неубранных чашек с недопитым кофе, стыдится килограммов окурков, заполняющих пепельницы, стыдится шрамов на своих руках. Собственное отвратительное существо не кажется Вере достойным жалости и участия. А люди, которые пытаются помочь Вере, кажутся глупыми, жалкими и такими чужими, что хочется только отгородится от них. Они впускают в ее темную комнату свет, который режет непривычные к свету глаза.
в общем, основную идею все поняли. мне хуево. к черту все, стану декадентом, - думала я, набирая этот текст.
суббота, 17 мая 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
это почти нелепо, как человек яро стремится к тому, чего лишен. даже если это гораздо хуже того, что он имеет. но такова уж человеческая природа.
всю свою жизнь я провела в большой семье. тот, у кого не было троих братьев, вряд ли сможет себе представить шум и неразбериху, царящую в доме. будучи самой старшей, я выучилась добавлять метал в голос и презрение во взгляд, обращаясь с младшими братьями. научилась не спать по ночам, чтобы выкроить для себя несколько часов абсолютной тишины и бездвижия. привыкла работать даже в условиях безумной вакханалии вокруг себя.
по утрам, чтобы попасть в ванну, нужно вставать в очередь или просыпаться раньше всех. если ты оставил свою вещь на столе, факт наличия ее через несколько часов равен нулю. в твоей комнате постоянно кто-то присутствует. до утра не дожил ни один твой йогурт. и еще множество подобных деталей, которые сполна характеризуют это шумное существование. я не пытаюсь сказать, что это плохо, не пытаюсь лишить эту жизнь особой уютной прелести, которой не хватает многим одиноким людям, но это именно те условия, в которых я прожила всю свою жизнь, поэтому говорить о негативных моментах мне проще.
как же много было радости, когда отец ушел из семьи и начал снимать отдельную квартиру. (по поводу радости - это отдельная тема, требующая разъяснения в отдельном посте.) это маленькая, полупустая двушка в новом доме на девятом этаже. из мебели здесь только диван, компьютерный стол, пара табуретов и кухонный гарнитур. все это досталось от бывших хозяев, причем складывается ощущение, что каждый предмет мебели остался в квартире от абсолютно разных людей, настолько они с друг другом не сочетаются. на стенах дешевые бумажные обои. на полу не менее дешевый линолеум со склеенными скотчем швами. на холодильнике нет магнитов, а внутри холодильника, в дверце, нет лекарств, старого кетчупа и упаковок кошачьей еды. все здесь пахнет отсутствием почвы под ногами, спонтанностью и свободой. в таких квартирах живут люди, лишенные корней и обязательств. здесь нет обклеенных плакатами стен, нет сотни бутылочек над раковиной, нет идеальной мебели, которую делали на заказ и над которой думали месяц, обшаривая мебельные каталоги. все здесь стоит по воле случая, спонтанно и стихийно. и все это так меня восхищает, что первые несколько дней я не могла не кричать папе каждую минуту: "боже, посмотри, посмотри, здесь нет стаканчика для зубных щеток! здесь отходит плинтус и мешает закрываться дверям! а что, если с этой табуретки две недели назад кто-нибудь повесился? ааа, как круто!"
папа уезжает на работу рано утром и возвращается поздно вечером. весь день я наслаждаюсь пустотой и одиночеством. в этом одиночестве нет ничего тоскливого, только чувство самостоятельности и ответственность, которая не тяготит. весь день я провожу, обложившись учебниками и конспектами. прерываюсь, чтобы сходить в магазин за продуктами и сигаретами. мое неумение готовить превратилось в забавное обстоятельство, которое я медленно и героические преодолеваю каждый день. штудирую "АФИША-ЕДА", выбираю рецепт, который кажется мне достаточно стильным и адекватным для того, чтобы им поужинал отец, который придет с работы, и пытаюсь воплотить его в жизнь. если ризотто с руколой и шпинатом мне и не удалось, зато лазанья, по словам папы, получилась вполне ничего. курю на балконе, знакомлюсь с соседями, вслух читаю стихи, говорю по скайпу. все эти маленькие удовольствия, которые раньше не были мне доступны, доставляют мне столько радости, что, кажется, грех жаловаться на жизнь.
всю свою жизнь я провела в большой семье. тот, у кого не было троих братьев, вряд ли сможет себе представить шум и неразбериху, царящую в доме. будучи самой старшей, я выучилась добавлять метал в голос и презрение во взгляд, обращаясь с младшими братьями. научилась не спать по ночам, чтобы выкроить для себя несколько часов абсолютной тишины и бездвижия. привыкла работать даже в условиях безумной вакханалии вокруг себя.
по утрам, чтобы попасть в ванну, нужно вставать в очередь или просыпаться раньше всех. если ты оставил свою вещь на столе, факт наличия ее через несколько часов равен нулю. в твоей комнате постоянно кто-то присутствует. до утра не дожил ни один твой йогурт. и еще множество подобных деталей, которые сполна характеризуют это шумное существование. я не пытаюсь сказать, что это плохо, не пытаюсь лишить эту жизнь особой уютной прелести, которой не хватает многим одиноким людям, но это именно те условия, в которых я прожила всю свою жизнь, поэтому говорить о негативных моментах мне проще.
как же много было радости, когда отец ушел из семьи и начал снимать отдельную квартиру. (по поводу радости - это отдельная тема, требующая разъяснения в отдельном посте.) это маленькая, полупустая двушка в новом доме на девятом этаже. из мебели здесь только диван, компьютерный стол, пара табуретов и кухонный гарнитур. все это досталось от бывших хозяев, причем складывается ощущение, что каждый предмет мебели остался в квартире от абсолютно разных людей, настолько они с друг другом не сочетаются. на стенах дешевые бумажные обои. на полу не менее дешевый линолеум со склеенными скотчем швами. на холодильнике нет магнитов, а внутри холодильника, в дверце, нет лекарств, старого кетчупа и упаковок кошачьей еды. все здесь пахнет отсутствием почвы под ногами, спонтанностью и свободой. в таких квартирах живут люди, лишенные корней и обязательств. здесь нет обклеенных плакатами стен, нет сотни бутылочек над раковиной, нет идеальной мебели, которую делали на заказ и над которой думали месяц, обшаривая мебельные каталоги. все здесь стоит по воле случая, спонтанно и стихийно. и все это так меня восхищает, что первые несколько дней я не могла не кричать папе каждую минуту: "боже, посмотри, посмотри, здесь нет стаканчика для зубных щеток! здесь отходит плинтус и мешает закрываться дверям! а что, если с этой табуретки две недели назад кто-нибудь повесился? ааа, как круто!"
папа уезжает на работу рано утром и возвращается поздно вечером. весь день я наслаждаюсь пустотой и одиночеством. в этом одиночестве нет ничего тоскливого, только чувство самостоятельности и ответственность, которая не тяготит. весь день я провожу, обложившись учебниками и конспектами. прерываюсь, чтобы сходить в магазин за продуктами и сигаретами. мое неумение готовить превратилось в забавное обстоятельство, которое я медленно и героические преодолеваю каждый день. штудирую "АФИША-ЕДА", выбираю рецепт, который кажется мне достаточно стильным и адекватным для того, чтобы им поужинал отец, который придет с работы, и пытаюсь воплотить его в жизнь. если ризотто с руколой и шпинатом мне и не удалось, зато лазанья, по словам папы, получилась вполне ничего. курю на балконе, знакомлюсь с соседями, вслух читаю стихи, говорю по скайпу. все эти маленькие удовольствия, которые раньше не были мне доступны, доставляют мне столько радости, что, кажется, грех жаловаться на жизнь.
воскресенье, 11 мая 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
майское солнце жнецом косит ряды уставших. заставляет их чувствовать одиночество петлей на шее, иглами под синими ногтями, ядом в чашке венского кофе. я просто сижу на балконе в майке, которую выбирала с утра десять минут, отринув другие несколько маек, хотя знала, что из дома сегодня не выйду. это смешно и это абсурдно. говорю с С. по телефону, пытаясь пробиться сквозь ее стенанья. пытаюсь найти вдохновенье в ее истории о больнице, спрашиваю у нее, насколько зловещи в здании коридоры по ночам. она жжет меня банальщиной и мне хочется сплюнуть общение с ней на пол. бессмысленно. весь сегодняшний день растянулся так, что я не могу определить даже, который сейчас час. ветер дует в место, где сходятся плечи и откуда в теории должны расти крылья. у меня в руках шариковая ручка с железным стержнем, чернила которой оставляют жирные липкие следы на пальцах. пишу неаккуратно и неразборчиво, оставляя на листе смазанные дорожки синего острого почерка. иногда просто писать на бумаге болезненно хорошо. в этом есть что-то от черной магии: вот твои мысли и вот они становятся материальными, обретая прибежище в стопках тетрадей, в случайных блокнотах, в мятых тетрадных листах. все это - чертово волшебство, даже если нет никакой ценности в моих писаниях. сам факт.
сегодня 11 мая. до экзамена две недели. по вечерам у меня крупно дрожат пальцы. у меня есть лишнее правое полушарие. в дар любому, кто положит мне на лоб холодную ладонь.
сегодня 11 мая. до экзамена две недели. по вечерам у меня крупно дрожат пальцы. у меня есть лишнее правое полушарие. в дар любому, кто положит мне на лоб холодную ладонь.
суббота, 10 мая 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
Там, где есть дымные кухни, переполненные людьми и выпивкой.
Там, где есть пустые, холодные библиотеки с одинокими посетителями.
Там, где есть лестничные клетки, на которых шаги твои звучат эхом.
Там, где есть крыши домов, на которые падает закатное розовое солнце.
Там, где есть темные бары с бородатыми барменами в клетчатых рубашках.
Там, где есть вечерние улицы с трещинами на асфальте.
Там, где есть руки, испещренные старыми, юношескими шрамами.
Там, где есть вегетарианские пасты с помидорами черри и оливковым маслом.
Там, где есть музыка, от которой тлеют кончики волос.
Там есть ты.
воскресенье, 04 мая 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
04.05.2014 в 20:50
Пишет энтони лашден:unstable
Нестабильный разговорник
+4
URL записиНестабильный разговорник
Клэр любит холодное молоко, дождь и драматический театр, потому что это единственное место, где ее эмоциональная нестабильность выглядит приемлемо.
Клэр живет в западной части Лондона, из ее окон виден черный вход в «Одеон», она разводит рододендроны, любит New Yorker старого стиля (без Тины Браун; Тина Браун – это не редактор, а маркетолог), носит обувь без каблука и пользуется темно-вишневой помадой для губ.
Мелисса близкий друг Клэр: достаточно близкий, чтобы ночевать у Клэр и называть Клэр «моя девочка»; достаточно близкий для того, чтобы, в очередной раз, когда Клэр запирается в квартире и стесывает себе костяшки пальцев о стены, не знать, как успокоить Клэр, и чувствовать свою беспомощность. Мелисса очень любит Клэр: она любит гулять с ней по пабам и пробовать худший виски в городе, она любит растирать Клэр ступни после долгой прогулки, Мелисса любит Клэр, когда та громко смеется и запрокидывает голову, снова и снова повторяя: «Только посмотри на небо». И именно потому, что Мелисса любит Клэр, ей особенно больно слышать, как Клэр, звоня ей в два ночи, через рыдания шепчет: «Мы не должны больше видеться».
У вас есть человек, который не безразличен вам, но этот человек имеет странную привычку заводить с вами пространные беседы в духе «Мне кажется, нам надо перестать общаться», или «Тебе будет лучше без меня», или «Я порчу твою жизнь, тебе надо найти кого-нибудь еще». И вы, не зная, что сказать, кроме «Ты дорог и важен мне, зачем ты это говоришь?», ложитесь спать, думая, что все кончено, Рим сожжен, теперь в этом поле вы единственный ронин. А на утро, под аккомпанемент балалаек, этот человек возвращается и, обходя комнату лезгиночкой, кричит, чтобы вы забыли вчерашние разговоры и общались с ним дальше. Ведь вы такой замечательный человек, так удивительно остроумно шутите, у вас потрясающее чувство вкуса и музыкальный слух. А ваше умение делать варенье из ежевики? Да за одно это умение с вами можно было бы дружить до выхода нового фильма о Гарри Поттере. Нанятые кабальеро поют о жарких ночах под вашим окном, цветочница надевает на вас корону из фиалок, а этот человек зовет вас в гей-бар, чтобы растратить там остатки приличий.
читать дальше
1. «Спасибо, но у меня все в порядке» = Мне кажется, что ты скажешь, что мои проблемы не важны и не уделишь им внимания, и я буду чувствовать себя еще более брошенным и одиноким.
2. «Я думаю, нам не надо общаться какое-то время» = Я боюсь, что ты отвернешься от меня и не захочешь со мной больше быть, поэтому я попытаюсь порвать до того, как ты порвешь со мной и принесешь мне боль.
3. «Уходи из моей жизни» = Пожалуйста, останься, мне очень одиноко и страшно. Мне кажется, что если ты будешь рядом со мной, ты разочаруешься во мне и оставишь меня.
4. «Я плохой человек» = Скажи мне, что я нужен и важен для тебя.
5. «Наше общение причиняет мне боль» = Мне кажется, что я тебе неприятен, и ты общаешься со мной только из жалости. Пожалуйста, скажи, что это не так.
6. «Как у тебя дела?» = Мне слишком стыдно и больно, чтобы говорить о себе, поэтому я поинтересуюсь твоими делами.
7. «Ты думаешь только о себе» = Пожалуйста, скажи, что я важный, что мои проблемы важны, не оставляй меня.
8. «Тебе не нужно беспокоиться обо мне // Я не ребенок // Не переживай из-за меня» = Я не могу заставить себя рассказать о том, что меня беспокоит, потому что мне очень стыдно и я боюсь ранить тебя.
9. «Я не знаю, что мне делать // Я приношу всем только разочарования // Люди страдают из-за меня» = Меня очень травмирует то, как я интерпретирую свои отношения с другими людьми, и сейчас я намеренно унижаю себя, чтобы ты ушел, и я больше не боялся тебя потерять.
10. «Я хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь» = Мне кажется, я порчу наши отношения, порчу твою жизнь. Ты ненавидишь меня и хочешь уйти.
Читайте между строк.
Клэр живет в западной части Лондона, из ее окон виден черный вход в «Одеон», она разводит рододендроны, любит New Yorker старого стиля (без Тины Браун; Тина Браун – это не редактор, а маркетолог), носит обувь без каблука и пользуется темно-вишневой помадой для губ.
Мелисса близкий друг Клэр: достаточно близкий, чтобы ночевать у Клэр и называть Клэр «моя девочка»; достаточно близкий для того, чтобы, в очередной раз, когда Клэр запирается в квартире и стесывает себе костяшки пальцев о стены, не знать, как успокоить Клэр, и чувствовать свою беспомощность. Мелисса очень любит Клэр: она любит гулять с ней по пабам и пробовать худший виски в городе, она любит растирать Клэр ступни после долгой прогулки, Мелисса любит Клэр, когда та громко смеется и запрокидывает голову, снова и снова повторяя: «Только посмотри на небо». И именно потому, что Мелисса любит Клэр, ей особенно больно слышать, как Клэр, звоня ей в два ночи, через рыдания шепчет: «Мы не должны больше видеться».
У вас есть человек, который не безразличен вам, но этот человек имеет странную привычку заводить с вами пространные беседы в духе «Мне кажется, нам надо перестать общаться», или «Тебе будет лучше без меня», или «Я порчу твою жизнь, тебе надо найти кого-нибудь еще». И вы, не зная, что сказать, кроме «Ты дорог и важен мне, зачем ты это говоришь?», ложитесь спать, думая, что все кончено, Рим сожжен, теперь в этом поле вы единственный ронин. А на утро, под аккомпанемент балалаек, этот человек возвращается и, обходя комнату лезгиночкой, кричит, чтобы вы забыли вчерашние разговоры и общались с ним дальше. Ведь вы такой замечательный человек, так удивительно остроумно шутите, у вас потрясающее чувство вкуса и музыкальный слух. А ваше умение делать варенье из ежевики? Да за одно это умение с вами можно было бы дружить до выхода нового фильма о Гарри Поттере. Нанятые кабальеро поют о жарких ночах под вашим окном, цветочница надевает на вас корону из фиалок, а этот человек зовет вас в гей-бар, чтобы растратить там остатки приличий.
читать дальше
Нестабильный разговорник:
1. «Спасибо, но у меня все в порядке» = Мне кажется, что ты скажешь, что мои проблемы не важны и не уделишь им внимания, и я буду чувствовать себя еще более брошенным и одиноким.
2. «Я думаю, нам не надо общаться какое-то время» = Я боюсь, что ты отвернешься от меня и не захочешь со мной больше быть, поэтому я попытаюсь порвать до того, как ты порвешь со мной и принесешь мне боль.
3. «Уходи из моей жизни» = Пожалуйста, останься, мне очень одиноко и страшно. Мне кажется, что если ты будешь рядом со мной, ты разочаруешься во мне и оставишь меня.
4. «Я плохой человек» = Скажи мне, что я нужен и важен для тебя.
5. «Наше общение причиняет мне боль» = Мне кажется, что я тебе неприятен, и ты общаешься со мной только из жалости. Пожалуйста, скажи, что это не так.
6. «Как у тебя дела?» = Мне слишком стыдно и больно, чтобы говорить о себе, поэтому я поинтересуюсь твоими делами.
7. «Ты думаешь только о себе» = Пожалуйста, скажи, что я важный, что мои проблемы важны, не оставляй меня.
8. «Тебе не нужно беспокоиться обо мне // Я не ребенок // Не переживай из-за меня» = Я не могу заставить себя рассказать о том, что меня беспокоит, потому что мне очень стыдно и я боюсь ранить тебя.
9. «Я не знаю, что мне делать // Я приношу всем только разочарования // Люди страдают из-за меня» = Меня очень травмирует то, как я интерпретирую свои отношения с другими людьми, и сейчас я намеренно унижаю себя, чтобы ты ушел, и я больше не боялся тебя потерять.
10. «Я хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь» = Мне кажется, я порчу наши отношения, порчу твою жизнь. Ты ненавидишь меня и хочешь уйти.
Читайте между строк.
+4
среда, 30 апреля 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
такой период опять, когда каждый день заканчивается тем, что я умоляю себя не рыдать. и это выглядит, как: "пожалуйста, держись, пожалуйста. подумай о холодном, платиновом море, волны которого с ритмичным шумом целуют скалистые берега. подумай о том, как спокойно лежать и смотреть в небо, разрезая его на маленькие квадраты голубого и белого, а потом составлять из них новые картинки. подумай о шумной ночной автостраде с огнями пролетающих машин." но все равно рыдаю. пытаюсь оценить свое состояние, сравнивая его с другими плохими периодами, но не нахожу ни одного, когда бы желание умереть разъедало внутренности с такой силой. кажется никогда так больно не было. не знаю. не помню. во мне кричит каждая клеточка. воет от болезненного восприятия себя, от осознания своей ущербности, от такой гипертрофированной ненависти, что она перестает вмещаться внутрь. там нет места. я переполнена любовью. ежесекундное напряжение в тысячи вольт. я могу убивать прикосновениями, поэтому ушла от всех. никто не должен видеть меня такой.
с какой скоростью нужно бежать и как далеко, чтобы уйти от себя? на миллиметр отодвинуться от своей гнили и вздохнуть один разочек свежим воздухом. представляю мост над темной водой, над которой поднимается плотный туман. по мосту мчится поезд, выстукивая зубами по рельсам, а внутри него проводник в синей кепочке и мятым воротником объявляет пассажирам: "скорость нашего состава 340 миль/час. через восемь часов мы прибудем в пункт следования - бесчувствие. горячая вода, шоколад и бренди будут подаваться каждые два часа. приятного путешествия." а к вечеру этого дня я выхожу на холодный перрон города, в котором я никогда не была. на мне распахнутое пальто, в руках старый журнал с молодым Ди Каприо на обложке. смотрю по сторонам, вдыхаю полной грудью.
я не знаю, где я.
я не знаю, кто я.
я не знаю, как теперь дальше.
заклеила газетами зеркало, оставив маленькое над раковиной. в него я каждое утро могу видеть свой левый глаз. куда-то подевалась радужка - один зрачок, шириной в радио-волну, обрамленный кровавой злостью на саму себя. прячу глаза за стеклами. никто не должен этого видеть.
перечитывала дневник зачем-то. зачем? там столько прекрасного, болезненного и трогательного, что мне самой странно воспринимать себя в роли автора тех страниц. нежный дым, белый снег. оказалось, что я великий провидец и предсказатель. все, что я предчувствовал тогда, воплотилось.
- как дорого мне придется в будущем заплатить?
- так дорого, что это отнимет у тебя все до последней надежды.
вторник, 29 апреля 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
блокнотное
Понятие свободы умещается в лицейской лирике Пушкина так точно, что не остается ни миллиметра лишнего пространства. Так же точно понятие скорби умещается во мне. В детстве были такие игрушки, где на шесть разных отверстий приходится шесть разных фигурок из разноцветного пластика. Так вот, если скорбь это пирамидка, то я отверстие треугольной формы.
Понятие свободы умещается в лицейской лирике Пушкина так точно, что не остается ни миллиметра лишнего пространства. Так же точно понятие скорби умещается во мне. В детстве были такие игрушки, где на шесть разных отверстий приходится шесть разных фигурок из разноцветного пластика. Так вот, если скорбь это пирамидка, то я отверстие треугольной формы.
пятница, 25 апреля 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
Вижу себя в каждой строчке. Публикуя это, пытаюсь оправдать отсутствие перспектив.
"Чеховский интеллигент был человеком, сочетавшим глубочайшую порядочность с почти смехотворным неумением осуществить свои идеалы и принципы, человеком, преданным нравственной красоте, благу всего человечества, но в частной жизни неспособным на на что дельное; погрузившим свою захолустную жизнь в туман утопических грез; точно знающим, что хорошо, ради чего стоит жить, но при этом все глубже тонущим в грязи надоевшего существования, несчастным в любви, безнадежным неудачником в любой области, добрым человеком, неспособным творить добро. таков человек, проходящий в обличии врача, студента, сельского учителя и людей других профессий через все рассказы Чехова.
Беспомощные интеллигенты Чехова не были ни террористами, ни социал-демократами, ни будущими большевиками. Важно, что типичный Чеховский герой - неудачливый защитник общечеловеческой правды, возложивший на себя бремя которое он не мог ни вынести, ни сбросить. Все чеховские рассказы это непрерывное спотыкание, но спотыкается в них человек, заглядевшийся на звезды. Он всегда несчастен и делает несчастным других; любит не ближних, не тех, кто рядом, а дальних. Страдания негров в чужой стране, китайского кули, уральского рабочего вызывают у него больше сердечных мук, чем неудачи или несчастье жены. Такие люди могли мечтать, но они не могли править. Они разбивали свои и чужие жизни, были глупы, слабы,, суетливы, истеричны; но за всем этим у Чехова слышится: благословенна страна, сумевшая породить такой человеческий тип. Они не спали ночами, выдумывая миры, которые не могли построить, но само существование таких людей, полных пылкого, пламенного самоотречения, духовной чистоты, - это обещание лучшего будущего для всего мира, ибо из всех законов Природы, возможно, самый замечательный - выживание слабейших."
Владимир Набоков "Лекции по русской литературе"
"Чеховский интеллигент был человеком, сочетавшим глубочайшую порядочность с почти смехотворным неумением осуществить свои идеалы и принципы, человеком, преданным нравственной красоте, благу всего человечества, но в частной жизни неспособным на на что дельное; погрузившим свою захолустную жизнь в туман утопических грез; точно знающим, что хорошо, ради чего стоит жить, но при этом все глубже тонущим в грязи надоевшего существования, несчастным в любви, безнадежным неудачником в любой области, добрым человеком, неспособным творить добро. таков человек, проходящий в обличии врача, студента, сельского учителя и людей других профессий через все рассказы Чехова.
Беспомощные интеллигенты Чехова не были ни террористами, ни социал-демократами, ни будущими большевиками. Важно, что типичный Чеховский герой - неудачливый защитник общечеловеческой правды, возложивший на себя бремя которое он не мог ни вынести, ни сбросить. Все чеховские рассказы это непрерывное спотыкание, но спотыкается в них человек, заглядевшийся на звезды. Он всегда несчастен и делает несчастным других; любит не ближних, не тех, кто рядом, а дальних. Страдания негров в чужой стране, китайского кули, уральского рабочего вызывают у него больше сердечных мук, чем неудачи или несчастье жены. Такие люди могли мечтать, но они не могли править. Они разбивали свои и чужие жизни, были глупы, слабы,, суетливы, истеричны; но за всем этим у Чехова слышится: благословенна страна, сумевшая породить такой человеческий тип. Они не спали ночами, выдумывая миры, которые не могли построить, но само существование таких людей, полных пылкого, пламенного самоотречения, духовной чистоты, - это обещание лучшего будущего для всего мира, ибо из всех законов Природы, возможно, самый замечательный - выживание слабейших."
Владимир Набоков "Лекции по русской литературе"
четверг, 24 апреля 2014
...Он спасся от самоубийства скверными папиросами.
Я не строю планов на будущее.
Возможно кому-то может ошибочно показаться, что за этим скрывается прозрачная легкость и бездумное счастье существования. Люди не строят планов, когда не знают, где бы они хотели оказаться в следующем году, в следующем месяце, в следующей минуте. Им радостен любой исход фаталистической рулетки, потому что судьба никогда еще не поворачивалась к ним спиной. Она всегда преподносила им такие финалы историй, которые можно назвать хэппи эндама. А за каждым счастливым концом, новое начало. Об этом мне в феврале рассказывала рыжая певица из Питера. Этой беседой стоило бы вдохновиться, если бы это мироощущение не было так далеко от моего собственного. Этот разговор стал для меня еще одним напоминанием, как тщательно от меня скрывается счастье. Это даже не игра " я убегаю, а ты лови", скорее это, сжавшаяся в тугой узел на дне канавы, жертва маньяка, которая цедит вдохи, чтобы ее не услышали. Не зря она прячется, кстати. Я так озлоблена ее поисками, что если найду когда-нибудь, убью с особой жестокостью непременно.
Я не строю планов на будущее, потому что не хочу для себя никакого to be continued... . В то, что оно будет счастливым я просто не верю. Так зачем продолжать эту неудавшуюся реинкарнацию, если можно отдать свою энергию вселенной, в надежде что она воплотиться во что-нибудь стоящее. Если моей энергии хватит на то, чтобы где-нибудь на земле выросла одна единственная гортензия, то о чем здесь, вообще, говорить? Я очень далека от альтруизма, но цветку, который цветет пару недель в году, я бы подарила свою жизнь.
Главная проблема в том, что энергия, воплощенная в человеке, лишается этого гармоничного света, который присущ всему живому на земле. Сознание - огромная электростанция, работающая на природном свете, которая бесконечно перерабатывает его, тем самым разрушая его структуру. В детстве мы все такие светлые и чистые потому, что СЭС только набирает обороты. А к концу жизни структура нашего света так изуродована, что в человеке не остается никакой красоты. Моя бракованная система преобразования жрет огромное количество света, а энергии добывает столько, что я едва могу вставать по утрам.
Разрушить сознание - единственный способ вернуть Вселенной утраченный свет.
Человечество должно умереть, чтобы позволить существовать по-настоящему живым существам.